«Паломничество мятежного Дон Жуана»

 

«Если бы Лаура была женой Петрарки, разве он писал бы ей сонеты всю свою жизнь?»

«...но сути дела не меняет слово»

«Мысль - это ржавчина жизни». 

«Дружба - это любовь без крыльев»

«Прошлое лучший пророк для будущего». 

«В одиночестве человек часто чувствует себя менее одиноким»

«Не могу быть гениальным все 24 часа, не останется времени на бритье»

«Если бы называть все вещи их настоящими именами, сам Цезарь устыдился бы своей славы»

«Человеческую жизнь можно выразить несколькими междометиями; ба, ба! ах, ох! ой! фу! тьфу!»

«Тысячи лет едва достаточно, чтобы создать государство, одного часа довольно, чтобы оно развеялось в прах»

«Человек, осушивший хотя бы одну слезу, более заслуживает честной славы, чем тот, кто проливает целые моря крови...»

 

Лорд Байрон

 

Прошло свыше полутора веков со дня смерти Байрона, но интерес к его личности и к его творчеству по-прежнему велик, и вокруг его имени до сих пор бушуют страсти и ведутся споры. Байрон был легендой своего времени и остается таковым в наше время. Он был романтиком, однако в отличие от своих собратьев по перу его романтизм был окрашен в более прагматичные тона, поскольку поэт придерживался несколько иных взглядов на ту непреодолимую пропасть, которая разделяет наши идеалы и реальность. Герой Байрона презирает условности, его судьба предрешена, он страстен.

Джордж Ноэл Гордон Байрон (1788-1824) родился в Лондоне 22 января 1788 года. Его мать, Кэтрин Гордон, родом шотландка, была второй женой капитана Д.Байрона, первая жена которого умерла, оставив ему дочь Августу. По линии отца, гвардейского офицера Джона Байрона Байрон происходил из высшей аристократической знати. Брак родителей не удался, и вскоре после рождения Гордона мать увезла маленького сына в Шотландию в город Абердин. Первые впечатления мальчика были связаны с дикой шотландской природой, жизнью и преданиями горцев. Они послужили основой для целого ряда юношеских стихотворений, в которых воспета суровая природа горной Шотландии с ее водопадами, ущельями, с ее морем («Хочу я быть ребенком вольным…», «Лакини-Гар» и др.). Байрон вернулся в Лондон в 1791 году, когда его отец, разорив семью, скончался. В 1798 мальчик унаследовал от двоюродного деда титул лорда и родовое поместье Ньюстед Эбби (в прошлом католический монастырь) под Ноттингемом, куда он переехал с матерью. Полуразрушенный замок – Ньюстедское аббатство, его тенистый парк  впоследствии не раз упоминается в поэзии Байрона. Молодой Байрон занимался с домашним учителем, затем его отдали в частную школу в Далвиче, а в 1801 – в Харроу. 

Джордж Гордон появился на свет с изуродованной стопой, из-за чего у него с раннего детства развилась болезненная впечатлительность. Старшие мальчики насмехались над его хромотой, и Гордон чувствовал себя несчастным. В самую минуту его рождения нога его была повреждена — и Байрон остался хром на всю свою жизнь. Физический сей недостаток оскорблял его самолюбие. Ничто не могло сравниться с его бешенством, когда однажды мистрис Байрон выбранила его хромым мальчишкою. Он, будучи собою красавец, воображал себя уродом и дичился общества людей, мало ему знакомых, опасаясь их насмешливого взгляда. Самый сей недостаток усиливал в нем желание отличиться во всех упражнениях, требующих силы физической и проворства.

В 1801 году Байрон поступил в Хэрроу, закрытую школу для детей из богатых и знатных семей. Местечко  Харроу,  где была  расположена школа, с его  холмами и рекой составляла полную противоположность мрачному Ньюстедскому аббатству. В школе Байрон изучает латинский  и  греческий языки,  знакомиться с историей  античного  мира,  занимается  английской литературой.  Он много читает;  книги становятся его страстью.  Его пытливый ум начинают  привлекать идеи  французских мыслителей XVIII века

В школьные годы обнаружились многие черты характера Байрона, которые он сохранил на всю  жизнь: серьезность, способность глубоко задумываться  над  событиями окружающей  жизни и  вместе с тем  веселость,  порывистость, жизнерадостность.

В раннем  детстве Байрон  был малоподвижным,  болезненным ребенком; в школе он вырос и окреп физически, с увлечением занимался спортом: греблей, верховой ездой, стрельбой и плаванием. Его слава спортсмена,  отличного наездника  и превосходного пловца утвердилась позднее, в университете, и  особенно после того,  как в 1810 году,  во  время первого путешествия, он  переплыл  Дарданелльский  пролив.  Итальянцы,  друзья  Байрона, прозвали его «англичанин-рыба».

В школе Байрон всегда брал под свое  покровительство младших,  более слабых товарищей, защищая их от нападок старших школьников.  Верный друг и хороший товарищ – таким был он в школьные годы, таким он оставался и в течение всей своей жизни.

Байрон проводил школьные каникулы в Саусвелле, недалеко от Ноттингема. В 1803 году, во время каникул, пятнадцатилетний Байрон встретился с Мэри Чаворт, которая вызвала в нем большое и сильное чувство. Байрон тогда не мог предвидеть, сколь глубокой окажется его любовь. Этот горький опыт повлиял на все романтические устремления Байрона в будущем. За несколько месяцев до своей смерти в одном из писем он писал: "...я в ранней юности сильно полюбил внучатую племянницу... мистера Чаворта... и одно время казалось, что обе семьи примирятся благодаря нашему союзу (дед поэта убил на дуэли одного из Чавортов). Она была старше меня двумя годами, и мы в юности много времени проводили вместе. Она вышла замуж за человека из старинной и почтенной семьи, но брак ее оказался несчастливым, как и мой". Байрон посвятил Мэри Чаворт целый ряд стихотворений, но особенно волнующе он передал свое страдание и любовь к ней в поэме "Сон", написанной в 1816 году.

Затем Байрон поступил в Тринити-Колледж в Кембридже где познакомился с Д.К.Хобхаусом (1786–1869), до конца жизни его самым близким другом. В 1806 Байрон издал для узкого круга книжку «Стихи на случай». Затем через год последовал сборник «Часы досуга» (1807)  наряду с подражательными в сборнике были и многообещающие стихи. В 1808 «Эдинбургское обозрение» высмеяло довольно самонадеянное авторское предисловие к сборнику, на что Байрон ответил ядовитыми строчками в сатире Английские барды и шотландские обозреватели.

Близкий друг Байрона поэт Мур в своей книге "Жизнь, письма  и  дневники лорда Байрона"  (1830),  которая  была  первой  биографией  поэта,  приводит составленный Байроном  в  1807  году  список  прочитанных  им  книг.  Список открывается  указаниями  на  книги  по  истории  следующих  стран:   Англии, Шотландии, Ирландии, Рима, Греции,  Франции,  Испании,  Португалии,  Турции, России, Швеции, Пруссии, Дании, Германии, Швейцарии, Италии, Индии, Америки, Африки  (порядок  Байрона).  Затем  идут   разделы:   биографии, правоведение, философия, география, поэзия, ораторское искусство,  духовное, разное (порядок Байрона).  В  конце  списка  Байрон  приписал,  что составил  его  по  памяти  и,  возможно,  что-то  пропустил,  но  содержание перечисленных книг хорошо помнит и может процитировать наизусть  отрывки  из них.  В  самом  деле,  у  Байрона,  по  свидетельству  современников,   была феноменальная память, он запоминал тексты  страницами,  а  Мур,  комментируя этот список, пишет, что Байрон "обладал в  высшей  степени  цепкой  памятью".

Байрон провел 1808 год в Лондоне в развлечениях, отдаваясь "бездне чувственности", как говорил об этом сам поэт. У него был огромный сексуальный аппетит и сохранились документы, в которых Байрон характеризуется, как любитель различных сексуальных приспособлений.

В Лондоне Байрон наделал долгов на несколько тысяч фунтов. Спасаясь от заимодавцев, а также, вероятно, в поисках новых впечатлений он 2 июля 1809 отправился с Хобхаусом в длительное путешествие. Они доплыли до Лиссабона, пересекли Испанию, из Гибралтара отправляются на остров Мальта, потом морем добрались до Албании, где нанесли визит турецкому деспоту Али-паше Тепеленскому, и проследовали в Афины. Там они провели зиму в доме одной вдовы, чью дочь, Терезу Макри, Байрон воспел в образе Афинской девы. Весной 1809 по пути в Константинополь Байрон переплыл Дарданеллы, чем не раз впоследствии похвалялся. Следующую зиму он снова провел в Афинах. Это путешествие изменило его жизнь. Поэт влюбился в природу Средиземноморья, людей, его населяющих, и их образ жизни, который после Англии казался ему простым, естественным, раскрепощенным. Португалия, Испания, Албания, Швейцария, Италия, Греция – все эти страны посетил Байрон в своем паломничестве.

В Англию Байрон возвратился в июле 1811. Он привез с собой рукопись написанной спенсеровой строфой автобиографической поэмы, повествующей о печальном скитальце, которому суждено познать разочарование в сладостных надеждах и честолюбивых упованиях юности и в самом путешествии. «Паломничество Чайльд Гарольда» (Child Harold's Pilgrimage), изданное в марте следующего года, в одночасье прославило имя Байрона.

«Паломничество Чайльд Гарольда» занимает особое место среди произведений Байрона.  Эта поэма  с большой и злободневной  общественной темой, проникнутая глубоким лиризмом. «Паломничество Чайльд Гарольда» – не  только  рассказ о  судьбе романтического героя, но политическая поэма.  Жажда политической свободы,  ненависть  к  тирании  составляют главное ее содержание. 

Чайльд  Гарольд  стал  нарицательным именем романтического героя, молодого человека,  разочарованного,  неудовлетворенного  и  одинокого. Он не верит ни в возвышенные чувства,  ни в привязанности;  по его  мнению, нет ни истинной любви, ни истинной дружбы.  Причина разочарования Чайльд  Гарольда – столкновение с обществом.  Общество становится для Чайльд Гарольда тюрьмой, а жизнь в Англии страшнее ада.   

Его мать до этого не дожила – она скончалась 1 августа 1811, а еще через несколько недель пришло известие о смерти трех близких друзей. Байрон писал об одном из них: "Вчера я узнал о смерти, которая потрясла меня, как никакая другая, о смерти человека, которого я любил, как никого другого, человека, которого я любил больше всех на свете и который, я верю, любил меня до конца своих дней". В память об Эдльстоне Байрон сочинил серию элегий «Тирза», однако изменил местоимения для публикации, чтобы не шокировать читателей.

27 февраля 1812 Байрон выступил в палате лордов со своей первой речью (см. главу «Палата лордов – цитадель консерватизма») – против законопроекта тори о смертной казни для ткачей, умышленно ломавших недавно изобретенные вязальные машины. Успех Чайльд Гарольда обеспечил Байрону радушный прием в кругах вигов. Он свел знакомство с Т.Муром и С.Роджерсом и был представлен снохе лорда Мельбурна леди Каролине Лэм, которая стала любовницей поэта и ничуть этого не скрывала. 

По следам Чайльд Гарольда Байрон создал цикл Восточных поэм: «Гяур» и «Абидосская невеста» – в 1813, «Корсар» и «Лара» – в 1814. Поэмы изобиловали завуалированными намеками автобиографического характера. Героя Гяура спешили отождествить с автором, поговаривая, что на Востоке Байрон какое-то время занимался пиратством. 

Леди Каролина Лэм (1785—1828), ее роман с Байроном окончился разрывом, в 1812 году, записка Каролины Лэм к Байрону вызвала его эпиграмму «Remember thee» («Помню тебя»). Это история любви жены пэра Лэма к поэту Байрону, превратившей леди Лэм в светскую скандалистку и женщину, отвергнутую обществом. Он также вкусил "осенних чар" леди Оксфорд, которая поддерживала его радикальные политические настроения. В 1813 году Байрон безрассудно увлекся своей сводной сестрой Августой Ли. Чтобы выпутаться из создавшегося положения, спустя два года Байрон женится на Аннабелле Мильбенк.

Анабелла Милбенк, племянница леди Мельбурн, и Байрон изредка обменивались письмами. В сентябре 1814 он сделал ей предложение, и оно было принято. После венчания 2 января 1815 и медового месяца в Йоркшире явно не созданные друг для друга новобрачные обосновались в Лондоне. Весной Байрон познакомился с В. Скоттом, которым давно восхищался, и вместе со своим приятелем Д.Киннардом вошел в подкомитет правления театра «Друри-Лейн». 

Отчаявшись продать Ньюстед Эбби, чтобы расквитаться с долгами, которые достигали почти 30 000 фунтов, Байрон озлобился и искал забвения в хождениях по театрам и попойках. Напуганная его дикими выходками и прозрачными намеками на связь со сводной сестрой Августой Ли (она была адресатом нескольких его самых проникновенных стихотворений) – та приехала в Лондон составить ей компанию, – леди Байрон простодушно решила, что он впал в безумие. 10 декабря 1815 она родила Байрону дочь Августу Аду (Леди Ада Августа Лавлейс — дочь поэта Джорджа Гордона Байрона, английский математик и первый программист, работала вместе с Чарльзом Бэббиджем над его аналитической машиной. На ее долю досталась разработка «программного обеспечения». Язык программирования был создан, программы написаны, но не проверены, так как машину запустить не удалось. Тем не менее открытия леди Лавлейс в программировании были настолько важны, что мы можем с полным правом назвать эту английскую графиню первым программистом. В мае 1979 г. министерство обороны Соединенных Штатов объявило победителя в конкурсе на разработку универсального языка программирования. Лучшим был признан язык Ада, названный в честь леди Ады Августы Лавлейс), а 15 января 1816, взяв с собою младенца, уехала в Лестершир навестить родителей. Несколько недель спустя она объявила, что не вернется к мужу.

Его жена с ее холодным умом не пожелала считаться с его поэтическим призванием. Одержимость творчеством казалась ей изменой, а прихоти и причуды художника - сумасбродством. Ее уравновешенная натура, достаточно эгоистичная и трезвая, не соответствовала бурному его темпераменту. В сущности, она, как Ксантиппа - злая жена Сократа, решила жить с ним порознь и, как спутница Мильтона, оставила его в первый же год супружества.

Или ее подозрения относительно кровосмешения и гомосексуальных связей Байрона до женитьбы нашли подтверждение. Байрон согласился на раздельное жительство по решению суда и 25 апреля отплыл в Европу. На лето он снял виллу Диодати в Женеве, где его частым гостем был П.Б.Шелли. Здесь Байрон завершил третью песнь Чайльд Гарольда, развивавшую уже знакомые мотивы – тщета устремлений, мимолетность любви, напрасные поиски совершенства. Написал «Шильонского узника» и начал «Манфреда». Байрон имел недолгую связь с приемной дочерью У.Годвина Клер Клермонт, которая жила в семье Шелли, 12 января 1817 на свет появилась их дочь Аллегра. 

Последующий скандал вынудил Байрона навсегда покинуть родину в апреле 1816 года, как оказалось, навсегда. Пережитое потрясение стало «вечным ядом», отравляющим его жизнь в оставшиеся годы. Оно наложило отпечаток на тональность цикла стихотворений «Еврейские мелодии» (1815), где отзываются метафоры Библии, на поэму «Шильонский узник» (1816), драматические мистерии «Манфред» (1817) и «Каин» (1821).

Поэмы Байрона, построенные как лирическая исповедь персонажа, сочетающего в себе черты незаурядной личности и типа, свидетельствующего о верованиях и болезнях эпохи, стали литературным событием.

Уехав из Англии, Байрон  вначале  поселился в Швейцарии,  близ Женевы. В Швейцарии Байрон пробыл недолго.

5 сентября 1816 Байрон и Хобхаус отправились в Италию.

Северная  Италия  изнемогала под пятой Австрии. Центральная и южная ее части были раздроблены на ряд  деспотических  государств, в которых  господствовали  феодальные  порядки. Байрон сближается с членами  тайного общества карбонариев, при участии  которого  готовилось  вооруженное восстание.  «Италия заряжена,  у многих чешутся руки дернуть  за  спусковой  крючок»,  - сообщает  Байрон в одном из писем. Он принимает самое активное политическое участие в карбонарском движении,  помогает итальянским патриотам деньгами,  в его доме прячут оружие,  готовясь к восстанию. Освобождение Италии для Байрона становится «великим делом».

В Венеции Байрон изучал армянский язык, посещал театр графини Альбрицци и ее салон, а весной 1817 воссоединился с Хобхаусом в Риме, осмотрел древние руины и закончил «Манфреда», драму в стихах на фаустовскую тему, в которой его разочарованность обретает вселенские масштабы. Возвратившись в Венецию, он по впечатлениям от поездки в Рим написал четвертую песнь Чайльд Гарольда – пронзительное воплощение предельной романтической тоски. Летом он познакомился с «нежной тигрицей» Маргаритой Коньи, женой пекаря. В Венецию Байрон вернулся в ноябре, уже написав «Беппо», блистательную, в итальянских октавах ироикомическую сатиру на венецианские нравы. В июне следующего года он перебрался в Палаццо Мосенидо на Большом Канале. Там пылкая Маргарита Коньи водворилась на правах домоправительницы. Вскоре Байрон взял малышку Аллегру под свою опеку и приступил к новой сатире в духе Беппо под названием «Дон Жуан» (Don Juan). 

Продажа Ньюстеда осенью 1818 за 94 500 фунтов помогла Байрону избавиться от долгов. Погрузившийся в чувственные удовольствия, толстеющий, отпустивший длинные волосы, в которых пробивалась седина, – таким представал он перед гостями дома. От распутства его спасла любовь к молодой итальянской графине Терезе Гвиччиоли. В июне 1819 он последовал за нею в Равенну, и в конце лета они приехали в Венецию. В конце концов Терезу уговорили вернуться к стареющему супругу, однако ее мольбы вновь привели Байрона в Равенну в январе 1820. Он поселился в Палаццо Гвиччиоли, куда привез и Аллегру. Отец Терезы, граф Гамба, добился у папы Римского разрешения для дочери проживать раздельно с мужем. 

Пребывание в Равенне было для Байрона беспримерно плодотворным: он написал новые песни «Дон Жуана», «Пророчество Данте», историческую драму в стихах «Марино Фальеро»,  перевел поэму Л.Пульчи «Большой Морганте». Через посредство графа Гамба и его сына Пьетро он в течение осени и зимы деятельно участвовал в заговоре карбонариев, членов тайного политического движения против австрийской тирании. В самый разгар заговора Байрон создал драму в стихах «Сарданапал» – о праздном сластолюбце, которого обстоятельства подвигают на благородный поступок. Угроза политических потрясений стала одной из причин, вынудивших его 1 марта 1821 поместить Аллегру в монастырскую школу в Баньякавалло. 

После разгрома восстания отца и сына Гамба изгнали из Равенны. В июле Терезе пришлось последовать за ними во Флоренцию. Шелли уговорил Байрона приехать к нему и Гамба в Пизу, где он снова встречается с Шелли (Оскар Уайльд считал, что их дружеские отношения закончились, когда Байрон попытался завязать любовные отношения с Шелли).  До отъезда из Равенны (в октябре) Байрон написал свою самую злую и необычную сатиру «Видение суда», пародию на поэму поэта-лауреата Р.Саути, прославляющую короля Георга III. Байрон также закончил драму в стихах «Каин», воплотившую его скептическое толкование библейских сюжетов. 

В Пизе у Байрона в Каса Лафранчи собирался кружок друзей Шелли. В январе 1822 умерла теща Байрона, леди Ноэл, отписав ему в завещании 6000 фунтов при условии, что он возьмет имя Ноэл. Тяжелым ударом стала для него смерть Аллегры в апреле. Драка с драгуном, к которой невольно оказались причастны он и его пизанские друзья, вынудила тосканские власти лишить Гамба политического убежища. В мае Байрон с ними и Терезой перебрался на виллу близ Ливорно. 

1 июля к Байрону и Шелли присоединился Л.Хант, чтобы вместе с ними редактировать недолго просуществовавший журнал «Либерал». Через несколько дней Шелли утонул, и на попечении Байрона оказались Хант, его больная жена и шестеро неуправляемых детей. В сентябре Байрон перебрался в Геную и зажил в одном доме с обоими Гамба. Ханты приехали следом и поселились у Мэри Шелли. Байрон вернулся к работе над «Дон Жуаном» и к маю 1823 завершил 16-ю песнь. Он выбрал в герои легендарного соблазнителя и превратил его в невинного простака, которого домогаются женщины, но и ожесточенный жизненным опытом, тот по своему характеру, мировосприятию и поступкам все равно остается нормальным, разумным человеком в нелепом свихнувшемся мире. Байрон последовательно проводит Жуана через ряд приключений, то смешных, то трогательных, – от «платонического» совращения героя в Испании до любви-идиллии на греческом острове, от рабского состояния в гареме до положения фаворита Екатерины Великой, и оставляет его запутавшимся в сетях любовной интриги в английском сельском особняке. Байрон лелеял честолюбивый замысел довести свой плутовской роман в стихах до 50, если не больше песен, но успел закончить только 16 и четырнадцать строф песни 17. В Дон Жуане воссоздан полный спектр чувств, искрометная, циничная, порою горькая сатира срывает маски с лицемерия и притворства. 

Уставший от бесцельного существования, истосковавшийся по активной деятельности, Байрон ухватился за предложение лондонского Греческого комитета помочь Греции в войне за независимость. 15 июля 1823 он отбыл из Генуи вместе с П.Гамба и Э.Дж.Трелони. Около четырех месяцев он провел на острове Кефалония, ожидая инструкций от Комитета. Байрон дал деньги на снаряжение греческого флота и в начале января 1824 присоединился к князю Маврокордатосу в Миссолунги. Он принял под свое командование отряд сулиотов (греко-албанцев), которым выплачивал денежное довольствие.

Однако еще до наступления греков на турок у Байрона начался приступ лихорадки. Отрезвленный распрями среди греков и их корыстолюбием, изнуренный болезнью, Байрон скончался. Поэта не стало 19 апреля 1824 года. Его последние три стихотворения - "В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет", "Последние слова о Греции" и "Любовь и смерть".

В своем последнем стихотворении, написанном не за долго до смерти Байрон утверждает, что смысл жизни  заключается в борьбе во имя свободы. До конца своей жизни Байрон остался поэтом-борцом.

Умирая,  он думал о Греции  и с гордостью сказал: «Я ей отдал мое время, деньги, здоровье. Что я могу ей еще дать? Теперь отдаю жизнь». В день смерти поэта-борца,  по выражению  Пушкина – «оплаканного свободой»,  был объявлен  греческими  повстанцами днем национального траура. Его безвременную смерть, оплакивала вся передовая Европа. Жизнь началась странно, продолжалась грустно и кончилась трагедией.

"Я надеюсь, писал Байрон, никому не придет в голову бальзамировать  мое тело и тащить  его  в  Англию.  Мои  кости  будут  стонать  всюду,  на  всех английских кладбищах, и мой прах никогда не смешается с пылью вашей  страны. Мысль о том, что кто-либо из моих друзей внезапно окажется настолько диким и безобразным человеком, чтобы перетащить  даже  мой  труп  в  Великобританию, может вызвать у меня бешенство в минуту смерти. Помните, даже червей Альбиона я не согласен кормить!"

Его тело было  перевезено  в Англию.  Друзья похоронили  его  в  небольшой  деревянной  церкви  Хэнкель-Торкард  рядом  с Ньюстодом, где похоронены все предки Байрона.

Хэнкель-Торкард - очень  чистое  и  красивое  место:  цветут  аккуратно подстриженные липы с шарообразными купами, в палисаднике около церкви играют дети и благоухают похожие на россыпи драгоценных камней чудесные  английские клумбы. И церковь, под плитами которой похоронен  Байрон,  чистая,  нарядная  и красивая. В ней стоит статуя Байрона, а на могильной  плите  четко  вырезано  его имя, год рождения, год смерти.

 

Родословная Лорда Байрона

 

Род Байронов, один из самых старинных в английской аристократии, младшей между европейскими, произошел от нормандца Ральфа де Бюрон (или Бирона), одного из сподвижников Вильгельма Завоевателя. Имя Байронов с честью упоминается в английских летописях. Лордство дано их фамилии в 1643 году. Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта: напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему и мелочные оскорбления, часто унижавшие благородного барона, предавая имя его на произвол молве.

Капитан Байрон, сын знаменитого адмирала и отец великого поэта, навлек на себя соблазнительную славу. Он увез супругу лорда Carmarthen и женился на ней тотчас после ее развода. Вскоре потом она умерла в 1784 году, оставив ему одну дочь. На другой год расчетливый вдовец для поправления своего расстроенного состояния женился на мисс Gordon, единственной дочери и наследнице Георгия Гордона, владельца гайфского. Брак сей был несчастлив; 23 500 f. st. (587 500 руб.) были расточены в два года. И mistriss Байрон осталась при 150 f. st. годового дохода. В 1786 году муж и жена отправились во Францию и возвратились в Лондон в конце 1787.

В следующем году 22 января леди Байрон родила единственного своего сына Георгия Гордона Байрона. (Вследствие распоряжений фамильных наследница гайфская должна была сыну своему передать имя Гордона.) При его рождении повредили ему ногу, и лорд Байрон полагал тому причиною стыдливость или упрямство своей матери. Новорожденного крестили герцог Гордон и полковник Доф.

В 1790 леди Байрон удалилась в Абердин, и муж ее за нею последовал. Несколько времени жили они вместе. Но характеры были слишком несовместны — вскоре потом они разошлись. Муж уехал во Францию, выманив прежде у бедной жены своей деньги, нужные ему на дорогу. Он умер в Валенсьене в следующем 1791 году.

Во время краткого пребывания своего в Абердине он однажды взял к себе маленького сына, который у него и ночевал; но на другой же день он отослал неугомонного ребенка к его матери и с тех пор уже его не приглашал.

Мистрис Байрон была проста, вспыльчива и во многих отношениях безрассудна. Но твердость, с которой умела она перенести бедность, делает честь ее правилам. Она держала одну только служанку, и когда в 1798 году повезла она молодого Байрона вступить во владение Ньюстида, долги ее не превышали 60 f. st.

Достойно замечания и то, что Байрон никогда не упоминал о домашних обстоятельствах своего детства, находя их унизительными.

Маленький Байрон выучился читать и писать в Абердинской школе. В классах он был из последних учеников — и более отличался в играх. По свидетельству его товарищей, он был резвый, вспыльчивый и злопамятный мальчик, всегда готовый подраться и отплатить старую обиду.

Некто Патерсон, строгий пресвитерианец, но тихий и ученый мыслитель, был потом его наставником, и Байрон сохранил о нем благодарное воспоминание.

В 1796 году леди Байрон повезла его в горы для поправления его здоровья после скарлатины. Они поселились близ Баллатера.

Суровые красоты шотландской природы глубоко впечатлелись в воображение отрока.

Около того же времени осьмилетний Байрон влюбился в Марию Доф. 17 лет после того, в одном из своих журналов он описал свою раннюю любовь.

В 1798 году умер в Ньюстиде старый лорд Вильгельм Байрон. Четыре года пред сим родной внук его скончался в Корсике, и маленький Георгий Байрон остался единственным наследником имений и титула своего рода. Как несовершеннолетний, он отдан был в опеку лорду Карлилю — дальнему его родственнику, и восхищенная msr. Байрон осенью того же года оставила Абердин и отправилась в древний Ньюстид с одиннадцатилетним сыном и верной служанкой Мэри Гре.

Лорд Вильгельм, брат адмирала Байрона, родного деда его, был человек странный и несчастный. Некогда на поединке заколол он своего родственника и соседа г. Чаворта. Они дрались без свидетелей, в трактире при свечке. Дело это произвело много шуму, и палата пэров признала убийцу виновным. Он был, однако ж, освобожден от наказания и с тех пор жил в Ньюстиде, где его причуды, скупость и мрачный характер делали его предметом сплетен и клеветы. Носились самые нелепые слухи о причине развода его с женою. Уверяли, что он однажды покусился ее утопить в ньюстидском пруду.

Он старался разорить свои владения из ненависти к своим наследникам. Единственные собеседники его были старый слуга и ключница, занимавшая при нем и другое место. Сверх того дом был полон сверчками, которых лорд Вильгельм кормил и воспитывал. Несмотря на свою скупость, старый лорд имел часто нужду в деньгах и доставал их способами, иногда весьма предосудительными для его наследников. Но такой человек не мог об них и заботиться. Таким образом продал он Рочдаль, родовое владение, безо всякого на то права (что знали и покупщики; но они надеялись выручить себе выгоды, прежде нежели наследники успеют уничтожить незаконную куплю).

Лорд Вильгельм никогда не входил в сношения с молодым своим наследником, которого звал не иначе, как мальчик, что живет в Абердине.

Первые годы, проведенные лордом Байроном в состоянии бедном, не соответствовавшем его рождению, под надзором пылкой матери, столь же безрассудной в своих ласках, как и в порывах гнева, имели сильное продолжительное влияние на всю его жизнь. Уязвленное самолюбие, поминутно потрясенная чувствительность оставили в сердце его эту горечь, эту раздражительность, которые потом сделались главными признаками его характера.

Странности лорда Байрона были частию врожденные, частью им заимствованы. Мур справедливо замечает, что в характере Байрона ярко отразились и достоинства и пороки многих из его предков: с одной стороны, смелая предприимчивость, великодушие, благородство чувств, с другой — необузданные страсти, причуды и дерзкое презрение к общему мнению. Сомнения нет, что память, оставленная за собою лордом Вильгельмом, сильно подействовала на воображение его наследника — многое перенял он у своего странного деда в его обычаях, и нельзя не согласиться в том, что Манфред и Лара напоминают уединенного ньюстидского барона.

 

Палата лордов – цитадель консерватизма

 

Зима 1812 года для английского народа была полна бедствий и лишений. Многолетняя война с Францией истощила государственные ресурсы, в промышленности наступил  кризис, сельское хозяйство в  связи с неурожаем предыдущего года не  могло обеспечить нужды страны. Народ голодал. Волнения охватили  большинство районов Англии. Резко увеличилос число безработных. С новой силой  вспыхнуло движение рабочих – разрушителей машин.

Движение разрушителей машин началось еще в 60-х годах XVIII века в то время, когда стали  появляться  первые фабрики с усовершенствованными станками. Ремесленники  разорялись; рабочие подвергались на фабриках тяжелой эксплуатации;  они думали,  что виновниками их бедствий  являются не хозяева-капиталисты, а сами машины.

Разрушители машин называли себя луддитами, членами армии «генерала Лудда» – рабочего,  который, согласно легенде,  первый разбил ткацкую  машину. Рабочий класс  был еще политически  незрелым и не нашел правильных путей борьбы со своими угнетателями. Как указывали Маркс и Энгельс, движение луддитов было одной из ранних фаз классовой борьбы пролетариата против капитализма.

Небывалая  сила,  с которой  вспыхнуло движение  луддитов  в 1811 – 1812  годах,  испугала правительство. Оно  не  только прибегло  к помощи полицейской расправы, но ввело в действие  регулярные армейские части. В английский парламент был внесен проект закона, по которому, рабочий поднявший руку на имущество своего угнетателя, приговаривался к смертной казни.

27 февраля 1812 года палата лордов обсуждала этот жестокий антирабочий законопроект. Его утверждение было предрешено, но палате пришлось выслушать в этот  же день страстную речь,  которая заставила насторожиться  собравшихся.  На трибуну стремительно поднялся еще  никому   не знакомый молодой  человек. Он выступил  в защиту преследуемых  рабочих-ткачей,  единственной  «несомненной виной»  которых, по его словам, была бедность. Он уверждал, что трудящиеся Англии,  презрительно именуемые «чернью»,  являются основой экономического и  военного могущества страны. В наступившей тишине оратор нервно говорил о  том,  что народ, творец всех национальных богатств, влачит нищенское существование, преследуется судом и  полицией,  гниет  в тюрьмах за малейшую попытку отстоять  свои права,  обречен на вымирание… Отсюда, с трибуны палаты лордов он смело заклеймил английское правительство как реакционное и  кровавое. Призывая избавить народ  «от благодеяний штыка и виселицы»  и отклонить билль о смертной казни, оратор предупреждал, что принятие  бесчеловечного антирабочего закона  неизбежно приведет к углублению общественного конфликта.

Это было неслыханно! Среди присутствующих повторялось имя оратора – «мятежного лорда» Байрона, осмелившегося с такой силой страсти   бросить слова негодования здесь,  в палате лордов, этой цитадели твердолюбова консерватизма.

Таков был первый шаг Байрона – общественного деятеля. В своем поэтическом творчестве он также выступил на борьбу с реакцией, отстаивая идеи политической свободы.

 

Путешествие Байрона по Востоку

 

В конце июня 1809 года Байрон со своим другом Хобхаузом отправились в двухлетнее путешествие. Оно имело огромное значение для развития его личности и поэтического дара. Оно началось с Португалии, затем начались города Испании. Из Испании Байрон выехал на Мальту, потом в Грецию, Албанию, Константинополь и снова вернулся в Грецию.

Какой бы удивительной ни была по своей красоте природа и величественной древняя культура этих южных стран, Байрон не воспринимал их вне жизни народов, их населявших. Люди, их быт, язык, обычаи, одежда - все вызывает пристальный интерес поэта. Его поражают социальные контрасты в этих странах: с одной стороны, нищета, рабство народов, с другой - неограниченная власть и произвол кучки тиранов. Во время путешествия Байрон глубоко осознал свое общественное призвание поэта, он стремился увиденное передать в строфах, обличавших политику правительств тех стран, которые поддерживали тиранию и насилие над народами.

Путевые впечатления обретали разный по тону характер: они были то раздумьями, то призывом к народам сбросить иго тирании, то восторгами перед красотой женщин, перед экзотикой природы. Ложились эти записи большей частью в спенсерову строфу, девятистрочную, со сложным чередованием рифм; Байрон работал тогда над овладением этой строфой, которая берет начало в английской поэзии эпохи Возрождения. Во время путешествия им было также создано немало лирических стихотворений о запомнившихся встречах и событиях. Одновременно появлялись и стихи, давшие начало политической лирике поэта, - «Песня греческих повстанцев», «Прощанье с Мальтой», к которым примыкала и сатира «Проклятие Минервы», написанная также в годы путешествия.

На Мальте Байрон начал брать уроки арабского языка у монаха.

Албания была в то время почти неизвестной страной. Дикие горы напоминали Байрону Шотландию. Мужчины носили короткие юбки, совсем как шотландские горцы, и плащи из козьей шкуры.

Байрона восхищала пышность Востока – албанцы в расшитых камзолах, татары в высоких шапках, чёрнокожие рабы, лошади, барабаны, муэдзины, выкликающие с минаретов мечетей: «Нет Бога, кроме Бога». Грозный Али-паша оказался маленьким семидесятилетним старичком с белой бородой, с учтивыми и полными достоинства манерами. Но всем было известно, что он, не моргнув, поджарит врага на вертеле или утопит в озере дюжину женщин, которые чем-нибудь не угодят его невестке. Любовь к власти, презрение к моральным и общественным условностям, тайна, которой он любил себя окружать, весь облик Али вызывал в Байроне живые симпатии. Бандит, корсар, атаман разбойничьей шайки – люди этой отверженной среды привлекали Байрона, находя отклик в его чувстве протеста против лицемерия и в его преклонении перед храбростью. Симпатия была обоюдной. Паша прислал Байрону проводников и вооружённый эскорт для обратного пути.

Путешествовать по дикой стране под охраной вооружённых дикарей – предприятие опасное, но заманчивое. Байрон любил албанцев, они казались ему простыми, верными людьми.

Из Албании англичане отправляются в Грецию. Это была чудеснейшая горная прогулка верхом. Вечерами сопровождавшие их сулиоты пели песни, которые Байрон с помощью переводчика перелагал на стихи.

Байрон был растроган, очутившись в Греции. Глазами, привыкшими к суровому климату севера, к пейзажам, окутанным туманом, к непрерывно бегущим облакам небо цвета индиго, прозрачный воздух, скалистые горы, чуть тронутые охрой и шафраном, являли картину света и счастья.

После Греции Байрон и Хобхауз прибыли в Афины, которые в то время представляли собой большую деревню. Турки, занявшие город, вели себя как победители, а не как правители, и предоставляли город собственной судьбе. В главном кафе около базара турецкие аги, сидя на корточках, посмеиваясь, курили наргиле.

Французский консул Фовель сопровождал англичан в их путешествиях по Аттике. Через оливковые рощи и луга златоцветов они ездили на мыс Сунион. Сквозь белые колонны храма виднелось «фиолетовое море».

13 мая 1810 года Байрон и Хобхауз взяли курс на Константинополь. В Стамбуле Байрон пленился ландшафтом – берега Европы и Азии, унизанные дворцами, сверкающий купол собора св. Софии, Принцевы острова, такие приветливые издалека.

Он поднимался вверх по Босфору и сидел на голубых утёсах Симплегад, которые стерегут вход в пролив и, по предании древности, сдвигаются, когда входит в корабль, чтобы раздавить его.

Наконец, 4 июля 1810 года Байрон и Хобхауз покинули Константинополь. Хобхауз возвращается в Англию, а Байрон отправляется ещё раз в Афины.

Во время своего вторичного пребывания в Афинах Байрон поселился в монастыре капуцины. Местоположение было замечательное: прямо напротив возвышался Гимет, позади Акрополь, направо храм Юпитера и налево город.

Представление о мире, из которого складывался теперь его внутренний пейзаж, было просто. Земной шар создан с неизвестной нам целью Богом, которому, по-видимому, нет дела до наших страданий. Люди, увлекаемые своими страстями или роком, гонятся за приятными ощущениями или за славой. Царства, империи поднимаются и падают, как волны. Всё суета, кроме наслаждения.

Путешествие на Восток подтверждало для него справедливость этой доктрины. Повсюду, где Байрон ни проезжал, он видел, что жизнь сурова, пороки всем присущи, а смерть невзыскательна и всегда наготове. Фатализм мусульман укрепил его фатализм. Ему нравилось их отношение к женщинам. Бесконечное множество религий убедило его в их слабости. Он вывез с собой сомнения, которые казались ему несокрушимыми. В этом длительном одиночестве он познал несколько истин в самом себе. Узнал, что может быть счастлив, только существуя вне закона. Он полюбил эти страны, где ему ни до кого не было дела, так же как и никому до него.

Возвращаясь в Англию, Байрон записал в своём дневнике: «После двухлетнего путешествия я вновь на пути в Англию. Я видел всё, что есть замечательного в Турции, Трою, Грецию, Константинополь и Албанию. Не думаю, чтобы я совершил что-нибудь, что отличило бы меня от других путешественников, разве только прогулки вплавь из Сестоса в Абидос, подвиг, весьма достойный для человека нашего времени».

 

Амурное паломничество Байрона

 

Лорд Джордж Байрон известен миру прежде всего как выдающийся поэт-романтик, но немалый интерес современников и потомков вызывала и его личная жизнь, его отношения с многочисленными женщинами. Подобно своему герою Чайльд Гарольду (хотя больше подходит Дон Жуан), он посвящал годы жизни "...развлеченьям праздным, в безумной жажде радости и нег, распутством не гнушаясь безобразным".

Природа наградила лорда Джорджа Байрона незаурядной внешностью и недюжинным умом. Ничто не могло помешать ему стать гениальным поэтом и столь же гениальным любовником. Женщины играли в жизни Байрона огромную роль. Они тянулись за ним сверкающим шлейфом, готовые пожертвовать всем ради его внимания. Он же, подобно Наполеону, женщин презирал: "Они обитают в неестественном мире. Турки и вообще восточные народы лучше решают эти проблемы, чем мы. Они запирают женщин, и те более счастливы. Дайте женщине зеркало и несколько сахарных пампушек, и больше ей ничего не надо". В любовных отношениях Байрон часто проявлял себя циником. Возможно, он просто мстил всем особам слабого пола за Мэри Чаворт. Пережив унижение отвергнутого любовника в юности, в зрелости Байрон стремился показать всем, каким пользуется успехом. Байрон с легкостью разбивал одно сердце за другим.

С сексуальной стороной жизни Байрона познакомила Мэй Грэй, служившая нянькой в семье будущего лорда. Три года подряд эта молодая шотландка использовала любой шанс, чтобы забраться к мальчику в постель и "играть с его телом". Она возбуждала мальчика известными ей способами и позволяла ему наблюдать за тем, как она занимается сексом со своими многочисленными любовниками.

В течение трех лет Байрон совмещал не очень напряженную учебу в Лондоне с бурной сексуальной жизнью, что едва не погубило его. Лишь постоянное употребление настойки опия поддерживало его силы. У него были де постоянные любовницы и, кроме этого, через его квартиру прошло великое множество безвестных проституток.

Байрон очень любил, когда одна из его любовниц наряжалась в мужскую одежду. Этот маскарад окончился, когда, к неожиданному ужасу служащих отеля, где эта любовница в то время проживала, "у юного джентльмена прямо в гостиничном номере случился выкидыш".

В марте 1812 года Байрон познакомился с леди Каролиной Лэм, 27-летней женой Уильяма Лэма, премьер-министра Англии. После встречи с Байроном Каролина написала в своем дневнике: "Он сумасшедший и испорченный. Очень опасно быть с ним знакомой".

Вскоре они уже были любовниками. Их сексуальная связь продолжалась целых полгода, но затем Байрону надоела его постоянная партнерша. Он сумел разорвать отношения с леди Лэм. Каролина была в ярости. Она сожгла портрет Байрона и поклялась ему отомстить. Прячась от ее гнева, Байрон уехал в Оксфорд, где стал любовником 40-летней Джейн Элизабет Скотт.

В июле 1813 года Байрон нарушил одно из самых суровых сексуальных табу, соблазнив свою единокровную замужнюю сестру Августу Ли. Брат и сестра воспитывались отдельно и не видели друг друга с детства. При встрече в каждом из них вспыхнула страсть. Через девять месяцев и две недели Августа родила дочь, которую назвали Медерой. Счастливым отцом Медеры был Байрон

Чтобы заглушить слухи, вызванные появлением на свет ребенка, Байрон срочно женился на Аннабелле Мильбенк. Зная о его образе жизни, женщина решила, что сможет перевоспитать Байрона.

Их семейная жизнь продолжалась год и закончилась полным крахом. Байрон практически не имел сексуальных отношений с женой. По ночам его мучили кошмары. При малейшем прикосновении к нему Аннабеллы ночью, он тут же просыпался с криками: "Не прикасайся ко мне!" После рождения их дочери Августы Ады, леди Байрон подала в суд на развод.

Скандал, который разразился на суде, породил массу слухов о сексуальных извращениях Байрона. Он имел сексуальные отношения со стареющей леди Мельбурн по ее просьбе... Он насиловал собственную жену на последнем месяце беременности... Он пытался изнасиловать 13-летнюю дочь леди Оксфорд... Слухи и сплетни активно помогала нагнетать мстительная Каролина Лэм. После бракоразводного процесса Байрон подвергся таким нападкам, что 25 апреля 1816 года был вынужден покинуть Англию навсегда.

Перед отъездом у Байрона была еще одна сексуальная связь. Он получил несколько писем подряд от 17-летней Клэр Клермонт, в которых она настойчиво предлагала Байрону пользоваться ее телом в любое удобное для него время. Байрон в конце концов уступил Клэр за неделю до своего отъезда. В январе следующего года у Клэр родилась дочь, которую она назвала Аллегра.

После вынужденного отъезда из Англии Байрон перебрался в Венецию, где его сексуальные излишества проявились в полной мере. Его дворец практически превратился в личный публичный дом. В нем размещался целый гарем любовниц и проституток.

Позже Байрон подсчитал, что почти половина всех денег, потраченных им за год проживания в Венеции, ушла на удовлетворение его сексуальных страстей с более чем 200 женщинами !!! Оргии приносили и некоторые издержки: Байрону досаждала гонорея, "проклятие Венеры", как он ее называл.

В Венеции был роман с «нежной тигрицей» Маргаритой Коньи, женой пекаря.

В апреле 1818 года, растолстевший и уставший от бесконечных любовных приключений и сексуальных излишеств, Байрон познакомился с Терезой Гвиччиоли, 19-летней замужней графиней. Они полюбили друг друга. Байрон прожил с Терезой до июля 1823 года, когда он уехал в Грецию. Эти четыре года круто изменили характер Байрона. Он стал очень домовитым и полностью отказался от любовных похождений. Друзьям Байрон писал, что считает себя "примером человека, познавшего супружеское счастье".

Шекспировская Фея

 

Леди Каролина Лэм (13.11.1785 – 25.01.1828) пережила Байрона на четыре года. Она скончалась в январе 1828 - го, на руках сэра Уильяма Мельбурн - Лэма, пэра и сенатора Англии, от последствий сердечного приступа, в возрасте сорока двух лет, как и было предсказано ей давним видением в старинном зеркале.

Леди Каролина Мельбурн - Лэм, урожденная Понсонби, писательница, светская дама, возлюбленная Байрона. Ее роман "Гленарвон" - одна из загадок смешения реальности с действительностью. Роман о лорде Байроне. Том самом, знаменитом хромом поэте, про которого рассказывают всякие чуднЫе* (*ударение на этом слоге) и даже ужасные истории! Он покорил стольких женщин! Роман их длился совсем недолго. Каро (так сокращенно называл ее муж) оскорбленная донельзя тем, что своенравный поэт посмел оставить ее, обожавшую возлюбленного до безумия, решила вылить весь пыл обиды и горя в книгу, где описала свою несчастную любовь! В «Гленарвоне», Каролина отомстила коварному возлюбленному - утопила его в бушующем от непогоды море.

Леди Мельбурн - Лэм обладала ярко выраженными способностями общения с параллельными мирами и даром ясновиденья.

Хозяйка усадьбы после разрыва отношений с Байроном изменилась и не лучшую сторону. Она была скорее не совсем здорова, и иногда вела  себя странно, ей никогда ни в чем не перечили и точно выполняли указания - капризы, даже самые сумасбродные и нелепые, иногда подмешивая в чай или кофе успокоительный порошок, который давал личный врач Каролины.

Это была хрупкая, изнеженная женщина, маленькая, рыжеволосая, с огромными голубыми глазами на точеном, фарфоровом лице. Ее ручки, вечно тонувшие в пене шелков и венецианских кружев, казалось, не могли поднять ничего тяжелее маленькой севрской чашечки или гусиного пера.

Однажды во время безумного припадка отчаяния хрупкая госпожа разбила в кабинете сэра Уильяма всю дорогую утварь: сервизы, вазы, тонкие фарфоровые безделушки, разнесла в щепки два стула и дверцы бюро, где хранились секретные бумаги лорда Лэма и сломала тяжелый дверной запор.

По ночам Каролина разговаривала с невидимыми другим духами и призраками, описывая на бумаге свои видения и сны.  Потом по утру не с того ни с сего, веля выбросить в мусорную яму дорогое зеркало в золоченой раме. Из-за того, что ночью к ней якобы явился в этом зеркале дух ее давно умершего дедушки, лорда Понсонби, и предрекший ей раннюю смерть, в сорок два года (так оно и получилось!!!) 

Леди Каролина частенько говорила с Байроном, по ее словам он являлся ей в разных обличиях. В одном из таких явлений лорд был совой. Вот что писала Каролина в своем дневнике и в своей книге о лорде Байроне: «-А, это Вы.. Вы решили вернуться ко мне в облике этой милой певуньи птички? А я чуть было не велела Уилмору прогнать Вас. Я не могу спать по ночам, слыша, как Вы зовете меня! Признайтесь же, дорогой, что Вы совершили ошибку, женившись на этой Анабелле Милбенк? Впрочем, мне нельзя говорить о ней плохо, она теперь - леди Байрон: Она, а не я.. Она была моею лучшей подругой,кузиной, я сама Вас и познакомила. Глупая! Впрочем, как же я могла удержать Вас?! Разве можно удержать Вас, бущующее море, порывистый ветер, неохватный океан? Я пыталась. Я придумывала всяческие уловки. Мокла под дождем, у дверей домов, где Вы развлекались, осыпали вниманием других, даже мою шестидесятилетнюю свекровь, леди Мельбурн! Ха- ха - ха! Вы помните, Вы называли ее "английской мадам Де Мертей"*? (*Героиня романа Де Лакло "Опасные связи", маркиза де Мертей - дама высшего света, лицемерно скрывающая свои амурные похождения) Ваша язвительность, она была так изысканно - точна, но она, порой, убивала меня безжалостно! Как Вы смеялись надо мной, когда я, переодевшись в костюм пажа, приносила в Ваш дом свои же письма, или бежала с факелом за Вашей каретой, чтобы хоть на минутку увидеть Ваше лицо, услышать Ваш голос!! Мои дети были правы, сказав как то о Вас: "Вот господин, который говорит, как музыка!" Мои дети обожали сидеть у Вас на коленях, особенно - старший мальчик. Вы говорили, что у него "небесный, совершенно нездешний взор": Помните? О, я уверена, что он будет видеть этим взором иные миры, более свободно не так, как я.. Ведь его благословили Вы, великий Поэт. Я тоже вижу цвета небесных сфер и иные миры, но не так тонко, как будет видеть он, ведь меня никто не благословлял!» - голос леди Каролины прервался, но лишь на минуту и вскоре жалобно зазвучал вновь, как нежная флейта.

Правда, теперь в нем слышались и гневные ноты: «Бессердечный, я лишилась даже Вашей любви! Я писала вам сотни писем в день - угрожающих, умоляющих, пылких, совершенно непозволительных, компрометирующих меня.. Вы рвали их, Вы смеялись над строчками, в которых я сравнивала Вас с солнцем, а себя с подсолнухом, который, "узрев однажды во всем его блеске лучезарное солнце, удостоившее на мгновение озарить его, не может в течение всего своего существование допустить, что нечто менее прекрасное может быть объектом его поклонения!" Вы назвали их вычурными эти строки и написали мне в ответ жестко сдержанно: "Леди Каролина, Я Вам больше не любовник, я люблю другую. Я всегда буду помнить с благодарностью о знаках особого внимания, которыми Вы меня почтили! Излечитесь от Вашего тщеславия, оно смешно, изощряйтесь с другими в ваших бессмысленных капризах и оставьте меня в покое!" - так Вы написали мне в день, который я все еще помню до самой мелочи, до солнечного блика на земле, и до запаха этой самой земли, который я ощутила, упав на землю. Вы так и не поняли, как я любила Вас! Едва Вас увидев на одном из вечеров леди Уэстерморленд, - помните, я тогда сторонилась Вас? - я почувствовала Вашу необыкновенность, родные души всегда чувствуют друг друга, ведь верно? - и написала в своем дневнике: "Он злой сумасшедший, с ним опасно иметь дело!" Да что я Вам говорю, ведь Вы читали это! Как и другие строки, после второй встречи: "Это бледное, удивительное лицо будет моей судьбой!" Вы знаете, я редко ошибаюсь. Все так и есть. Я вернулась к беззаветно и беспредельно любящему меня сэру Уильяму, я поддалась Вашим уговорам, и уехала с матерью в Ирландию, я пожертвовала своим чувством. Но я так и не переставала думать о Вас и ощущать Вас рядом. Всегда. Вы надо мной точно ворон. Хотите взглянуть на книгу, которую я пишу? Там, наверное, много ошибок, милый Байрон, ведь я не умела писать и читать до пятнадцати лет, даром, что росла в доме тети - герцогини! Это теперь я читаю по латыни и еще на пяти языках.. Но и ругаюсь, я как ирландский матрос. Что Вы смеетесь? Меня воспитывала прислуга тетушки. А не сама Ее светлость, той все было недосуг: балы, приемы, визиты ко двору, вечерний пикет* (*карточная легкая игра) с королем.. И не дай Господь выиграть - Его Величество больше и не пригласит! Старая ворона!

Она по ночам и превращалась в нее! И летала над замком в Девоншире. Я точно знаю! А в кого превращаетесь Вы по ночам? В коршуна? Нет, пожалуй, в ворона! Вы так же мудры, как он.. Милый Байрон! А, может быть, Вам и не надо ни в кого превращаться? Вы же Дьявол! Да - да я знаю, Вы - Дьявол.. Вот его усмешка, его взгляд.. Не подходите ко мне близко. Это Вы - прелюбодей, а не я! Вы сами меня соблазнили, Вам льстила эта роль альковного аббата, наши долгие разговоры по утрам, и то, что Вы выбирали для меня туалеты на день, читали мои личные и сами отвечали на них! Зачем я Вам это позволила?

У нас с Уильямом все всегда иначе. Он так нежен, добр ко мне! Он обожает во мне все, вплоть до капризов, которые Вы презирали! Но я знаю, что Августа, Ваша сестра, и мадам Гвичиоли*, там, в Венеции, (*последующие возлюбленные Байрона) капризничали еще больше меня! Пустите меня, как Вы смеете давать мне пощечины, мне, супруге сенатора и пэра?! А еще - лорд, кичащийся древностью рода!! Прочь руки! Я сказала Вам, отпустите!!»

Доктор предлагал поместить Каро в лечебницу, до полного выздоровления. Лэди Мельбурн (мать сера Лэма) была «за» такое решение. Муж же Каролины считал что Каролина совершенно нормальна.  Просто она слишком впечатлительна, слишком увлекается, слишком отдается страстям.

Эти ее постоянные переходы от бурной веселости к меланхолии, эти стихи, которые она слагала с девяти лет, не умея писать! А на свадебной церемонии, на глазах у всех гостей она накричала на священника, расплакалась, порвала платье, упала в обморок и ее на руках пришлось нести в карету!

Все это сэр Уильям мужественно терпел. И пытался держать себя в руках. Успокаивая сам себя разными доводами. Хотя основной довод был весьма внушительным – любовь!

Между тем Каролина уже не отвечала за свои действия. Писала какие - то бредовые книги, разговаривала сама с собой, меняла платья пять раз в день, то плакала, а то смеялась.. Такая смена настроений опасна. Однажды она набросилась с ножом, на того же лорда Байрона, а потом пыталась заколоть и себя!

Жизнь с Каро угрожала карьере сэра Уильяма! Его Величество никогда не мог окончательно назначить его представителем королевства в Ирландии, зная, что он женат на женщине со столь скандальным прошлым.

Но Уильяму Каролина была дороже Ирландии и политической карьеры! Леди Мельбурн просила сына развестись. Сын напрочь это отвергал.  

Почти все мои сны Каро были вещие. Она предвидела и смерть Байрона.

Как-то на кухне…утром служанка обнаружила в чашке кофе – узор предвещающий смерть тому чье имя начинается с букв: G.B. (George Byron). Страшный кофейный узор на стенках чашки смыли, напополам с водой, две тихих соленых капли.

Но, несмотря на насмешки, неверие и оплеухи, смерть все-таки отыскала того, кто должен был умереть. 19 апреля 1824 года в Миссолунгах (Греция) скончался великий G.B. Джордж - Ноэль Гордон Байрон. Умер он не в морской пучине, как того навязчиво хотелось обиженной и страдающей леди Каролине, увидевшей его в вещем сне, а в своей постели, на руках верного камердинера Флетчера.

Рисунок судьбы Поэта - покорителя сердец и умов, - не подчинился и на этот раз прихотливому капризу воображения феерической, непредсказуемой леди Каролины! Но навряд ли "шекспировской фее", как ее звали в высшем свете, захотелось бы делать конец своего пылкого романа "Гленарвон" (заслужившего высокую оценку самой Жермены де Сталь!) столь трагичной действительностью. Она была слишком умна для этого. Как и все ясновидящие и ведьмы. Как и все, кто обладает способностью видеть иные миры и прикасаться к ним!

 

Последняя любовь поэта

 

Впервые Тереза увидела Байрона в салоне графини Альбрицци, этой, как ее называли, венецианской мадам де Сталь. Она пришла сюда, чтобы полюбоваться знаменитым чудом - скульптурным изображением античной Елены Прекрасной, изваянным прославленным Кановой и лично подарившим его хозяйке.

Байрону показалось - перед ним живой оригинал греческой красавицы. Златокудрая, с жемчугом зубов, великолепной фигурой, она была достойна кисти Тициана. Он сел рядом с ней и начал болтать о Венеции - волшебном зеленом острове своего воображения, прекрасном, околдовавшем его городе.

Тереза, конечно, кое-что слышала о жизни Байрона в Венеции. Не могла не слышать, когда все кругом только и говорили, что о причудах английского милорда, такого богатого и красивого, такого щедрого и экстравагантного. Его поведение граничило с вызовом, за ним тянулся шлейф сплетен и пересудов, о нем рассказывали разные пикантные истории. Байрон шутил: Венеция - страна счастья и веселья, легких нравов и дивной природы, здесь трудно остаться безгрешным.

Она обратила внимание на его странную привычку жевать табак. В ответ услышала, что ему необходимо обуздать свои челюсти, поскольку он предрасположен к тучности. Много лет, еще с Кембриджа, держит диету, а табак отбивает аппетит.

- Тогда почему вы не занялись спортом? - спросила Тереза.

- Было, занимался, - отвечал он. - Увлекался и боксом, и фехтованием. Плавал, стрелял из пистолета, совершал прогулки верхом, которые и теперь, кстати сказать, не бросаю.

Терезе вспомнилась шутка о том, сколько лошадей у них в городе: "У нас всего восемь коней, - улыбались венецианцы, - четыре бронзовые, на соборе святого Марка, остальные четыре, живые, в конюшне лорда Байрона".

Они заговорили о Данте и Петрарке, об их бессмертных возлюбленных Беатриче и Лауре. Но это было лишь предлогом. На самом деле они уже думали о себе, о своем будущем.

Граф Гвиччиоли, ее муж (он был старше жены на целых сорок лет), прервал беседу, напомнив, что пора ехать. Тереза поднялась, словно во сне. "Я чувствовала, что меня увлекает какая-то непреодолимая сила", - признается она в своей книге "Жизнь Байрона в Италии", которую напишет потом. И еще добавит, что встреча эта, состоявшаяся в начале апреля 1819 года, "скрепила судьбы их сердец".

В тот апрельский вечер Байрон попросил Терезу о свидании. Она была настолько безрассудна, что согласилась при условии, что честь ее не будет запятнана.

На другой день в обеденный час к ней явился старый гондольер с запиской и отвез к месту, где ждал Байрон. С этого дня они стали встречаться. Виделись в театре, у кого-нибудь из знакомых за ужином, совершали долгие прогулки в гондоле по лагуне, любовались солнечными закатами на острове Лидо.

Никогда Тереза не испытывала ничего подобного, она безоглядно следовала велению своего сердца. Даже Венеция, которую она не любила, - этот мрачный город без цветов, без деревьев, без запахов, без птиц, с его черными гондолами вместо привычных ярких упряжек лошадей - казалась ей теперь земным раем.

Но "земной рай" не может длиться вечно, сокрушалась Тереза. И предчувствие не обмануло ее. Муж сообщил, что они выезжают в Равенну, в их имение на реке По, и пригласил Байрона навестить их. Похоже, старому графу льстило внимание знаменитого поэта к его жене.

Тереза занимала все мысли Байрона, он просиживал ночи напролет, сочиняя ей послания, полные нежности и любви. Наконец, не выдержав разлуки и помня о приглашении, он решил отправиться в Равенну.

К подъезду подали роскошную карету, в которой Байрон обычно путешествовал. Громоздкая, украшенная его собственным гербом, подобно знаменитому экипажу Наполеона, она вмещала в себя кровать, походную библиотечку, буфет и обеденный фарфоровый сервиз, серебряную утварь и запас белья.

Путь лежал через Падую, Феррару и Болонью. На берегу По Байрон сочиняет меланхолические стансы, в которых называет Терезу "владычицей своей любви", и сгорает от желания скорее видеть ее.

На седьмой день карета въехала в Равенну - тихий городок неподалеку от моря. Байрона встретило безлюдье тесных улочек и великолепные, знаменитые своими мозаиками базилики. Он остановился в маленькой гостинице на виа ди Порта Сизи. Едва сменив платье, поспешил представиться графу Альбогетти - главному администратору провинции. Тот сразу же пригласил поэта в свою ложу на вечерний спектакль.

Есть ли у него знакомые в Равенне, поинтересовался граф, когда они заняли свои места. "Да, - отвечал Байрон, - я близко знаю графа и графиню Гвиччиоли". "Увы, - сокрушенно вздохнул его сосед, - вряд ли вам удастся повидать графиню, она, кажется, при смерти..."

Известие ошеломило, в отчаянии Байрон вскричал, что, если она умрет, он не переживет ее!

Граф вытаращил на него глаза. Он-то думал, что знаменитого поэта привело в их город намерение увидеть памятники, древние гробницы и прежде всего могилу Данте. А он, оказывается, прибыл сюда в погоне за юбкой!

К счастью, в этот момент появился граф Гвиччиоли и сообщил более достоверные сведения о Терезе. Она серьезно болела, но сейчас, слава Богу, кризис миновал. По его словам, болезнь была вызвана неудобствами переезда. Слабый организм резко отреагировал на перемену обстановки. Истинная же причина заключалась в том, что Тереза, расставшись с Байроном, впала в депрессию, тосковала, почти не ела и довела себя до физического и нервного истощения.

На другой день Байрон отправился к Терезе. С этого момента он стал являться с визитами каждый день, что дозволялось обычаем и не вызывало подозрений. А по ночам Байрон писал ей письма. И все чаще задавался вопросом, любит ли она его и что уготовано им в будущем. "Я - чужак в Италии, - сетует он, - еще более чужестранец здесь, в Равенне, и слишком плохо знаю обычаи этой страны. Боюсь, как бы тебя не скомпрометировать". И не находит ничего лучше, как предложить ей бежать с ним.

Тереза обрадовалась, но не потому, что была согласна, а оттого, что наконец-то уверилась в истинной преданности своего возлюбленного, готового ради нее на все. Само же предложение о побеге отвергла, боясь позора. И выдвинула свой план: она притворится мертвой, как Джульетта, а потом тайно скроется. Предложение позабавило Байрона, но принять его он отказался.

Между тем становилось очевидно, что местные доктора не в состоянии вылечить Терезу. Тогда Байрон предложил выписать из Венеции собственного медика, профессора Алиетти. Тот прибыл в Равенну, и его искусство быстро поставило больную на ноги. Байрона стали называть ее спасителем.

И вот они уже вдвоем скачут к морю, и волны, ласкаясь, касаются копыт их коней, и, завороженные красотой лазурного берега, опьяненные дурманящими запахами трав и соснового бора, забыв обо всем на свете, они отдаются счастливому мгновению. Спешившись, сидят под раскидистыми пиниями, бродят по пахучему чабрецу, внимая пению соловьев и стрекоту кузнечиков.

"Что есть любовь?" - вопрошает он себя. И вспоминает слова Данте о том, что даже ему, мыслителю, неясно, в чем ее суть и каков ее смысл: “...субстанции в ней нет, она - неосязаемый предмет". Поэтому бесполезно объяснять, что такое любовь, - это все равно что спрашивать живущего что такое жизнь, молящегося - что такое Бог”. Это узы и таинство, соединяющие человека не только с человеком, но и со всем живым. В самом деле, рассуждает Байрон, мы приходим в мир и с первого же мгновения стремимся к себе подобным. Найти существо, тебе соответствующее, ум, способный оценить твой, тело, чьи нервы вибрируют вместе с твоими, подобно струнам, сопровождающим прекрасный голос певца, - вот цель, к которой стремится любовь...

Вместе с Терезой пришел он поклониться праху Данте, собрата не только, по ремеслу, но и по горькой судьбе скитальца. Тереза предложила Байрону сочинить что-нибудь о Данте, наподобие его "Жалобы Тассо".

- Повинуюсь вашим желаниям - они для меня приказ, - шутливо ответил Байрон, словно менестрель, готовый исполнить повеление дамы своего сердца.

Спустя некоторое время он преподнес Терезе "Пророчество Данте" с посвященным ей вступлением.

В Равенне, где все дышало памятью о великом изгнаннике, Байрону хорошо работалось. Впрочем, он должен был бы скорее благодарить не тень умершего, а живую вдохновительницу, безмятежное свое счастье в объятиях молодой женщины, послужившей прообразом его героинь: Ады в "Каине" и Мирры в "Сарданапале", которой были посвящены многие его стихотворения. Он настолько был в тот момент под ее властью, что по ее просьбе оставил работу над "Дон Жуаном" - Тереза сочла поэму безнравственной. Похоже, она вознамерилась наставить своего в прошлом беспутного возлюбленного на путь истинный. И ей это, надо сказать, удалось. Связь с Терезой стала для Байрона неоценимым благом. Он во всех отношениях переменился к лучшему, как заметит его младший друг поэт Шелли, - "это касается и таланта, и характера, и нравственности, и здоровья, и счастья".

Их отношения строились на полном доверии и искренности. Он не скрывал от нее свое прошлое, бурные увлечения, которые пережил. Она знала и о рыжеволосой светской львице Каролине Лем, доставившей ему столько беспокойства и обид, и о жене Анабелле, бросившей его по причине, ему самому не известной. Оставались, правда, уголки души, куда он не впускал никого и где жила память о девочке с очами газели, и о следующей его юношеской пассии, отвергшей "хромого мальчика", и о той, из-за которой он совершил "первый прыжок в поэзию" - о его кузине Маргарет Паркер. Глубоко в душе было запрятано чувство и к Августе - сводной сестре, дочери отца от первого брака, - единственной, кто не отвернулся от него, когда, ославленный, оклеветанный женой, объявленный чуть ли не безумцем, он был затравлен лондонским светом и ужасно одинок.

Ревновала ли Тереза к его прошлому? Пожалуй, да. И не столько к тем, оставшимся далеко в Англии, сколько к той, что родила ему дочь Аллегру. Девочка жила в пансионе при монастыре в Баньякавелло, и Байрон то и дело порывался ее видеть.

В том, что Тереза ревновала, не было ничего удивительного: ведь она любила. Понятен и ее интерес к героиням его поэм: ей казалось, что у них должны быть реальные прототипы, а в основе сюжета должны лежать подлинные события сердечной жизни ее избранника.

Он же боялся не столько того, что любовь, как и всякая страсть, сделает его смешным, сколько того, что она разрушит все помыслы, направленные к добру и славе.

Похоже, Тереза понимала, что любить поэта нельзя, не зная и не любя его "безумств". Ей, быть может, недоставало таланта мадам Альбани, многолетней мудрой подруги Альфьери, отважно бросившей мужа - шутка сказать, претендента на английский престол - ради какого-то сочинителя и оказавшей на него огромное влияние как на писателя. (В то время мадам Альбани жила во Флоренции, где был похоронен ее любимый, которому она воздвигла пышную гробницу.) Но в чем Терезе нельзя было отказать, так это в обворожительной простоте и естественности. В Италии, где характер женщины определяют две, казалось бы, несовместимые черты - кокетство и чопорность, она выгодно отличалась от местных дам.

Казалось, идиллия будет длиться вечно, и ничто не предвещало перемен. Они нагрянули внезапно. То ли граф сам что-то заподозрил, то ли нашелся доброхот, открывший ему глаза. Как бы то ни было, он неожиданно объявил, что едет в Болонью осматривать свое имение и что Тереза отправляется с ним. Но и на этот раз разлука оказалась недолгой. Несколько дней спустя они встретились в Болонье.

Старый граф, эта хитрая лиса, избрал новую тактику: не желая явно огорчать жену, он вроде бы не препятствовал их свиданиям, но сделал так, что они стали крайне редкими. Почти все время граф проводил в разъездах по провинции, и Тереза вынуждена была сопровождать его.

Среди реликвий в шкатулке у Терезы хранилась одна, особенно ей дорогая. Томик в ярко-красном бархатном переплете - "Коринна", сочинения мадам де Сталь.

Чем же была дорога ей эта книжка? Только ли тем, что вместе с Байроном читала ее вслух? Томик был дорог ей тем, что Байрон оставил на нем свою надпись, вернее, целое послание, ей, Терезе, адресованное. Случилось это в ее отсутствие, когда по требованию графа она как раз выехала с ним в загородное имение. На полях оглавления мелкими буквами поэт сделал надпись по-английски, где, в частности, признался: "Судьба моя целиком зависит только от тебя, а ты - девятнадцатилетняя девушка, которая всего лишь два года как покинула монастырь. Я бы хотел, чтобы ты оставалась там, или, по крайней мере, никогда не встречать тебя в твоем положении замужней женщины.

Но все уже слишком поздно. Я люблю тебя, ты любишь меня, - по крайней мере, ты говоришь об этом и действуешь, как будто так оно и есть, что является великим утешением для меня, что бы там ни произошло... Вспоминай обо мне иногда, когда нас разделят Альпы и Океан, но они не разлучат нас никогда, по крайней мере, до того, пока ты этого сама не пожелаешь".

Тереза не желала разлуки, напротив, всем сердцем стремилась к любимому. И судьба смилостивилась над ними.

Неожиданно граф предложил ей отправиться в Венецию на консультацию к доктору Алиетти. Байрону было разрешено сопровождать ее.

Стояла середина сентября - пора очарованья и хозяйственных хлопот. Поля в долинах рек и виноградники на отрогах холмов освобождались от бремени тучного урожая. Дороги были забиты скрипучими крестьянскими повозками, запряженными белыми быками и нагруженными только что собранными плодами.

  Байрон и Тереза наслаждались тем, что могли останавливаться в одних гостиницах, ехать в одной карете по дороге, взбирающейся на склоны гор, пока наконец перед ними не засверкало море. Это было первое их совместное путешествие, нечто вроде запоздалого медового месяца.

Никогда здесь не бывавшая Тереза с восторгом приняла предложение, вполне отвечавшее ее романтическому настроению.

Дом Петрарки стоял на вершине холма, к нему вела тропинка. Сверху перед ними открылся вид на сады в долине, на заросли шиповника, ивы и кипарисы, кольцом окружавшие раскинувшуюся внизу деревню и церковь.

На втором этаже Байрон и Тереза увидели фреску, изображающую Лауру и Петрарку, кресло, в котором однажды летним утром его нашли мертвым, головой покоившимся на книге.

В альбоме для посетителей они записали свои имена, причем Байрон захотел поставить свое имя непременно рядом с именем Терезы.

Прибыв в Венецию, они остановились в пригороде на еще ранее купленной Байроном вилле Фоскарини. Дом располагался на берегу Бренты, неподалеку от лагуны, его окружал прекрасный английский парк с красивой платановой аллеей, с игрушечными озерцами и перекинутыми через них мостиками. Здесь они были в полном уединении и по-настоящему счастливы. Прогуливались по романтическому саду, катались в коляске вдоль элегантной Бренты, читали вслух, сидя на скамейке у озерца, поэмы Байрона. Вечерами Тереза, играла на фортепьяно, которое он специально выписал для нее.

Места Венеции прекрасной!
О! я провел немало тут
Счастливых дней, святых минут...

В присутствии Терезы ему как никогда хорошо работалось. Она удивлялась: его способность к сочинению: была настолько велика, что он умудрялся творить, несмотря на ее болтовню, ибо, как сам признавался, ему лучше работалось, когда он видел ее и слышал ее голос. Его перо двигалось так быстро по листу бумаги, что можно было подумать, будто кто-то диктует ему.

Работал он обычно по ночам и редко ложился до зари. Вставал поздно, завтракал - чай без сахара, желток сырого яйца без хлеба. Затем читал или писал письма. После обеда - прогулка верхом. Вечером - легкий ужин, игра Терезы на фортепьяно или арфе, беседы с ее братом Пьетро о будущем Италии.

Казалось, все шло отлично, о большем блаженстве нечего и мечтать. Однако появились некоторые тревожные признаки в душевном состоянии Байрона. Всегда склонный к сплину, он стал особенно мрачным и меланхоличным. В нем пробудился скитальческий дух, частенько заводил, он речь о "южноамериканском прожекте" - желании раскинуть свой шатер где-нибудь за океаном, куда поэт частенько уносился воображением.

В один далеко не прекрасный для любовников день объявился граф Гвиччиоли и потребовал возвращения Терезы.

Супруги уехали. Байрон остался один. Перед ним был выбор: либо оставаться в Италии, либо избрать бегство. Он пишет Терезе: "Я намерен спасти тебя и покинуть страну, которая без тебя становится мне ненавистна... Я должен оставить Италию с глубоко раненым сердцем, пребывая в одиночестве все дни после твоего отъезда, страдая телом и душой... Прощай! - в этом единственном слове заключена гибель моего сердца..."

На помощь ему пришла сама Тереза, разыгравшая свою козырную карту. Она вновь серьезно заболела. Всполошившиеся родные сочли приступ настолько серьезным, что легко поддались на ее уговоры вызвать Байрона. Все помнили, какое благотворное воздействие оказал он во время ее предыдущей болезни.

И вот он в доме Гвиччиоли, живет с ними под одной крышей на втором этаже и ежедневно видит свою Терезу. Казалось, все - муж и родные Терезы - смирились с Байроном в роли чичисбея. По обычаю это означало, что он становился чем-то вроде вице-мужа. Чичисбей обязан был сопровождать даму во время прогулок, бывать с ней в обществе, поскольку, согласно старинному правилу, считалось противным хорошему тону в этом случае мужу появляться в свете вместе с женой. Обычай иметь чичисбея избавлял от пересудов и сплетен. Лорд Байрон, признавалась Тереза, играл роль чичисбея с удовольствием, слегка, однако, посмеиваясь. Не до смеха было лишь ее мужу. Его слабо утешал странный обычай, и он по-прежнему чувствовал себя в незавидной роли рогоносца.

Однажды Байрон получил от возлюбленной взволнованную записку. Рано утром, сообщала Тереза, когда она была еще в постели, муж открыл ее секретер и прочел все его письма, которые лежали в ящичке.

Вызывать на дуэль обманутый супруг не стал, но потребовал немедленно покинуть его дом.

Хотя, по обычаям того времени обманутый муж должен был убить любовника. Но он оказался трусоват и решил договориться с наемным убийцей. Тот запросил за “дело” 20 эскуди, не очень большие деньги. Но рогоносец был настолько скуп, что сделка не состоялась.  Так жадность сохранила жизнь знаменитого поэта.

Тереза поспешила заверить Байрона, что скорее умрет, чем откажется видеть его.

На следующий день она перешла к активным действиям - заявила своему отцу, что после всего случившегося не намерена оставаться с графом, и испросила у отца родительского разрешения вернуться к нему под его защиту.

История приняла совершенно неожиданный оборот. Старый граф согласился с дочерью и тут же направил просьбу папе Пию VII о невозможности его дочери жить с "таким придирчивым мужем". Папа отнесся к просьбе благосклонно. 12 июля 1820 года он провозгласил "разделение" графа и графини Гвиччиоли (о полном разводе не могло быть и речи, так как в Италии его не существовало).

Три дня спустя Тереза оставила дом графа Гвиччиоли и отправилась в Филетто - летнюю резиденцию своего отца, неподалеку от Равенны. Согласно указанию папы, ей надлежало жить в доме родителя, "как полагается уважаемой и знатной даме, разведенной со своим мужем".

Байрон оставался в Равенне, и разлука длилась уже более двух месяцев. Его письма, которые Тереза заботливо сохраняла, разительным образом начинают отличаться от тех, что писал он ей раньше. Тереза терялась в догадках: что происходит? Отчего переменился тон его посланий? Чем он занят в Равенне? Подозревать в измене и ревновать не было резона. Тогда что же? Скоро ей открылась истинная причина.

Равенна была важным революционным центром, а Байрон участником освободительного движения, главой одной из местных групп. На личные средства он вооружил отряд, посещал собрания карбонариев, встречался с их вождями, был буквально одержим идеей освобождения Италии от австрийского ига, горел желанием внести свой вклад в борьбу.

Мятежная натура поэта требовала активной деятельности. Его меланхолии как не бывало. Охваченный возбуждением, он живет жизнью деятельной, напряженной. В эти дни Байрон осознает, что борьба предстоит нелегкая, но готов пожертвовать и собой, и своим состоянием ради святого дела итальянцев. "Мы намереваемся немного подраться в следующем месяце, если гунны (то есть австрийцы) перейдут через По", - пишет он Терезе в августе 1820 года. Теперь она знала, чем занят Байрон, гордилась и восхищалась своим "влюбленным карбонарием". Понятна ей стала причина, отчего он так скуп на письма, почему не навещает ее. Не догадалась она только об одном, какая борьба шла в душе Байрона. В письме, отправленном в Англию, он писал: "Я чувствую - и чувствую с горечью, что человеку не следует растрачивать жизнь в объятиях и в обществе женщины и чужестранки; что получаемой от нее награды - пусть и немалой - недостаточно для него и что подобная жизнь чичисбея заслуживает осуждения".

Не в силах больше выносить разлуку, Тереза приехала в Равенну и всю зиму прожила у отца, где Байрон часто навещал ее.

Поэт с нетерпением ждал начала восстания. Весь нижний этаж его дома представлял собой арсенал - был завален штыками, ружьями, патронами и прочим оружием и снаряжением.

Весной австрийцы нанесли поражение восставшим в долине Ристи и быстро продвигались в глубь страны. Начались репрессии, почти все друзья Байрона были арестованы, и многие без суда и следствия высланы за пределы папского государства. Байрон всерьез задумывается о том, чтобы перебраться в Швейцарию, так как его "жизнь здесь нельзя считать в безопасности". Обманутый в своих надеждах, он, однако, не пал духом, как многие его сподвижники. "Ни время, ни обстоятельства не изменят моих убеждений или моего чувства негодования против торжествующей тирании", - записывает он в те дни. Не дожидаясь худшего, он благоразумно покидает Равенну и спешит к Терезе, которая еще раньше уехала к отцу в Пизу. Здесь, по словам Терезы, Байрон много работал, как обычно, по ночам. Вечера проходили возле Терезы, а днем в компании своих соотечественников-англичан он совершал прогулки верхом.

Между тем стало очевидно, что Байрон не задержится в Пизе. Местная полиция, переняв эстафету у своих коллег из Равенны, пристально наблюдала за поэтом и предпочла избавиться от столь беспокойного пришельца. Последовало распоряжение: Байрону немедленно оставить город.

Вместе с Терезой, ее братом и отцом Байрон отбыл в Геную - единственное место, где ему разрешили поселиться.

 

Вилла, на которой он обосновался с Терезой, называлась Каза-Салюццо и располагалась на холме, возвышающемся над заливом.

Байрон тяжело переживал поражение карбонариев, крушение своих политических надежд, выглядел расстроенным и печальным. Его обуревали сомнения: вправе ли он, человек, ищущий активных действий, устраниться от борьбы, в сущности, изменить делу свободы.

В Италии он теперь не видел такой возможности. Но была Греция. Там совершались деяния высокого мужества. Набат восставшей Эллады взывал к помощи, доносил вести о героических подвигах потомков древних эллинов. Когда-то на этой земле родилась европейская цивилизация, родились любовь к свободе и поклонение красоте - самые прекрасные человеческие качества. И справедливое дело греков было делом всех честных людей. Байрон не мог оставаться в стороне.

...лучше гибнуть там, где и поднесь Свобода
Спартанцев память чтит, погибнувших в бою,
Отдавши за нее так гордо жизнь свою
У Фермопильского бессмертного прохода, -
Чем мертвенный застой...

Ничего не подозревавшая Тереза терялась в догадках, отчего Байрон выглядит таким печальным. Он же не знал, как сообщить ей о принятом решении.

Однажды на террасе, когда она наблюдала за меркнувшими над заливом лучами заходившего солнца, он с грустью сказал, что у него нет ее портрета. Не согласится ли она позировать одному искусному миниатюристу? Тереза ответила слезами, чутьем угадав недоброе предзнаменование в его словах.

Сказать ей о своем решении он так и не решился, а поручил сделать это ее брату, надеясь смягчить удар. Напрасно, однако, полагал он, что Тереза поймет его. Она восприняла известие, словно смертный приговор, плакала, умоляла, наконец, заявила, что он должен взять ее с собой. Когда бы он бросал одну женщину ради другой, то у нее действительно могли быть основания жаловаться, рассуждает Байрон, но "если человек вознамерился отправиться на выполнение великого долга, на честное дело, этот эгоизм со стороны женской "части" просто невыносим". У него были дурные предчувствия. Он предложил Терезе описать его жизнь в Италии. На что она воскликнула: "Никто не пишет жизнеописание живого человека!" Он промолчал в ответ. Байрон был уверен, что не вернется из Греции.

Незадолго перед тем как им расстаться, Байрон вошел к ней с большой связкой своих рукописей. "Здесь кое-что я нацарапал, - сказал он, - все это вышло из моей головы". - "Я сохраню это до твоего возвращения", - ответила она. "Делай с рукописями что хочешь, - продолжал он. - Можешь сжечь, а может, когда-нибудь удастся продать на аукционе".

В день отплытия, 13 июля 1823 года, Тереза сказала Байрону, что будет ждать его, а в глазах ее читалось мрачное предчувствие: они расстаются навсегда. Тяжелый английский бриг "Геркулес", на котором плыл Байрон, поднял паруса, они колыхнулись под ветром, словно прощальный взмах платка, и корабль взял курс к берегам восставшей Эллады.

На девятый день плавания Байрон с дороги отправил Терезе письмо. "Моя дорогая Тереза, у меня всего несколько мгновений, чтобы сообщить тебе, что все у нас в порядке и что мы уже далеко по дороге Леванта. Будь уверена, что я люблю по-прежнему и что самые прекрасные слова не смогут выразить лучше ту же мысль. Всегда нежный к тебе Б.".

Предчувствия не обманули Байрона, он умер на греческой земле, в Миссолунгах, десять месяцев спустя после того, как простился с Терезой. Думал ли, вспоминал ли Байрон о ней в свои последние минуты? Брат Терезы, находившийся возле Байрона, уверял, что последняя фраза была сказана им по-итальянски: "Я оставляю в этом мире нечто дорогое". Можно понять, она адресовалась Терезе.

 

Эпилог

 

«Прощай и если навсегда,

то навсегда прощай»

Д. Байрон

 

Творчество великого английского поэта Джорджа Гордона Байрона вошло в историю мировой литературы как выдающееся художественное явление, связанное с эпохой романтизма. Возникшее в Западной Европе в конце XVIII – начале XIX в. новое направление в искусстве было реакцией на Французскую революцию и связанное с нею просветительство.

Неудовлетворённость результатами Французской революции, усиление политической реакции в странах Европы вслед за ней оказались подходящей почвой для развития романтизма. Пламенный защитник национально-освободительного движения народов, обличитель тирании и политики захватнических войск, Байрон стал одним из ведущих зачинателей прогрессивного направления в романтизме. Новаторский дух поэзии Байрона, его художественный метод романтики нового типа был подхвачен и развит последующими поколениями поэтов и писателей разных национальных литератур.

В противоречивом сознании героев байроновских романтических поэм смешались понятия добра и зла, но поэту его герои дороги именно такими, они близки ему по духу. Объективно же Байрон-художник показал трагедию индивидуализма, когда герой, разрушив свои связи с людьми, теряет интерес к собственной жизни, и бунт его во имя личной свободы лишается смысла.

Лучшие произведения Байрона - «Прометея ХIХ века» обладают и сегодня огромной политической силой. И сегодня, в новых исторических условиях, они разят тех врагов, которых Байрон разоблачал полтора столетия назад. Для нас, как и для всех передовых людей на земле, поэзия Байрона очень дорога. Историческое значение его творчества определяет не меланхолия и пессимизм, которые появлялись в его поэзии под влиянием политической реакции, не индивидуалистические и антисоциальные настроения отдельных его героев. Творчество Байрона было новаторским, в нем содержались идеи, которые волновали как современников, так и последующие поколения. Оно было понятно и близко нам,  потому что оно пронизано духом боевого, героического  протеста  против всяческого  гнета и порабощения человека, вдохновенной защитой свободы и справедливости. Неутомимый, страстный поэт-борец. Недосказанное, непонятое  Байроном досказывалось или рождало новые споры, но всегда его творчество  тревожило умы, будило фантазию.

            Спят в земле Альбиона великие люди. Спит обезглавленный Томас Мор, взысканный  на  эшафот  милостью  самого короля; спит Чаттартон, доведенный голодом до самоубийства; спит  Шекспир  - автор драм, неизвестных при жизни; спит под полом своей  деревенской  церкви лорд Джордж Гордон Байрон, сердце которого осталось в Греции, -  мирно  спят великие изгнанники, прощенные и признанные после смерти своей страной! И всех их Англия чтит по одинаковому!

 

...жил я не напрасно!

Хоть, может быть, под бурею невзгод,

Борьбою сломлен, рано я угасну,

Но нечто есть во мне, что не умрет,

Чего ни смерть, ни времени полет,

Ни клевета врагов не уничтожит,

Что в эхо многократном оживет...